Главная страница
Галерея
Критика и пародии
Копирайт
Интересные ссылки
Гостевуха
К. В. Асмолов
О Толкине, толкинизме и толкинутых
(заметки историка-наблюдателя)
О толкинистах [1] или, как еще их называют, толкинутых, было уже достаточно много разнообразных материалов в прессе и по телевидению, однако материалы эти можно разделить на два типа: или взрослый, потолкавшись среди подростков в сине-зеленых плащах с деревнными мечами в руках, пишет статью на тему "Вот как еще сходят с ума отдельные представители нашей молодежи"; или кто-то из этой молодежи сам описывает, какие интересные, духовные и замечательные люди - толкинисты, а особенно - а особенно он сам и его команда . Серьезные же попытки анализа того, что у нас принято называть "толкинизмом", пока не предпринимались. Чтобы снять вопрос о том, кто я такой и есть ли у меня право такую попытку предпринять, сразу представлюсь. Кандидат исторических наук, переводчик, автор трех книг и более пятидесяти статей на военно-исторические темы. Около шести лет веду в МГУ занятия по традиционному фехтованию, почти столько же времени играю в ролевые игры. Большую часть творений Профессора, как называют Толкина его русскоязычные поклонники, прочел в оригинале еще в конце 80-х годов, хотя назвать меня толкинистом - все равно, что назвать венеролога сифилитиком. Я достаточно часто сталкиваюсь и с различными проявлениями толкинизма, и с теми явлениями, которые с ним связаны, им стимулированы или им порождены. К тому же, уж так вышло, что последние четыре года я вынужденно выполнял в Нескучном саду функции чего-то среднего между "Древним Ужасом" и "лежачим полицейским". Все это дает мне право попытаться рассказать о Толкине и его наследии, а равно - сделать попытку исторического очерка толкинизма как явления молодежной субкультуры у нас. Начнем мы с разговора о том, кем был Дж. Р. Р. Толкин и откуда что взялось в его творчестве. Дело в том, что наши почитатели Профессора, в отличие от тех, кто изучает его наследие на Западе, не представляют себе размеров подводной части того айсберга, на вершине которого покоятся его работы. Это и мифологическое наследие Англии и ее соседей, на базе которого Профессор создавал свои собственные мифы, и некоторые моменты биографии самого Профессора, без знания которых очень сложно правильно расставить акценты. Европейцы изучают наследие Толкина так же, как у нас изучают раследие Пушкина: зная и чувствуя корни; связывая жизнь писателя с эпохой, в которую он творил; пытаясь понять мотивы его поступков. А у нас - частично от неграмотности, частично от нежелания искать, подменяют реалии собственными искусственными и надуманными конструкциями, в которых то, что есть на самом деле, превращается в то, что авторы этих конструкций хотят видеть. Будущий профессор филологии родился 3 января 1891 г. В Южной Африке. Мальчику не подходил климат, и когда ему было 5 или 6 лет, мать с детьми вернулась в Англию. От того периода осталось впечатавшееся в подсознание неприятие жары и "киплинговская" традиция воспитания - нести "бремя белых". Кстати, в Средиземье тоже присутствует очень четкое разделение людей на потомков трех первых домов, сражавшихся в Первую эпоху на стороне Света, и прочих, "меньших людей". Возвращение домой было достаточно тяжелым. Дело в том, что родственники матери Профессора считали ее брак мезальянсом и относились к ней и ее семье очень негативно. Стремясь найти опору в жизни, она погрузилась в религию, приняла католичество, что в протестантской Англии было достаточно своеобразным шагом. Детям она также дала соответствующее воспитание, и всю свою жизнь Толкин был глубоко религиозным человеком. Так как церковь отнеслась к ней значительно лучше, чем родня, воспитание детей после своей смерти она поручила своему исповеднику отцу Фрэнсису, очень сильной и неординарной личности. Именно он развил у Толкина интерес к филологии, за что тот был ему впоследствии очень благодарен. Толкин учится с радостью и очень быстро перешел от усвоения материала к его творческому осмыслению, пытаясь создавать на базе известных ему свои собственные языки и алфавиты. Мне это очень близко, поскольку я прошел через такое же увлечение. В колледж Толкин, однако, поступил лишь со второй попытки, и причиной тому была влюбленность. Мэри Эдит жила в одном пансионе с ним. Она собиралась стать музыкантом и была человеком, очень творчески одаренным. Они часто совершали вдвоем велосипедные прогулки и во время одной из таких прогулок она танцевала для него в зарослях болиголова - эпизод, который потом в несколько измененном и переосмысленном виде вошел в легенду о Берене и Лютиэнь. Когда обо всем этом узнал отец Фрэнсис, он долго вправлял юноше мозги и, в конце концов, взял с него честное слово, что до достижения совершеннолетия, то есть до 21 года, Толкин не будет с ней встречаться, занимаясь исключительно учебой, и даже не напишет ей ни строки. Обещание было выполнено. Толкин стал студентом, а в ночь совершеннолетия написал ей громадное письмо. Вскоре пришел ответ. Его простили за молчание, но Мэри Эдит сообщила, что она уже помолвлена. Толкин немедленно отправился к ней, и кольцо было возвращено владельцу. Позднее Рональд и Мэри сочетались браком, в котором жили действительно долго и счастливо - как Берен и Лютиэнь, история любви которых есть, собственно, отражение истории любви Профессора. И на могиле, где он и жена похоронены рядом, так и написано: "Джон Рональд Руэл Толкин(Берен) и Мэри Эдит Толкин(Лютиэнь)". Так что не случайно история Берена и Лютиэнь - одна из лучшихи наиболее светлых в его творчестве. Толкин не раз возвращался к ней, и существует четыре варианта этой баллады: два в прозе, два в стихах, из нихдва подлиннее, два покороче. Во время учебы у Толкина и группы его друзей , таких же патриотически настроенных английских юношей-филологов, возникла следующая идея. Невзирая на величие Англии, она не имеет своего мифологического эпоса вроде того, который есть у кельтов, финнов или скандинавов. Даже у немцев есть свой эпос, хотя их Нибелунги есть перепев скандинавской саги о Вельсунгах. А в Англии нет и этого. Неужели наша страна не заслуживает того, чтобы у нее был СВОЙ ЭПОС? Так, может, стоит создать его? Осуществлению этого замысла помешала первая мировая война. Как и многие другие, Толкин оказался на фронте. В чем-то ему повезло. Он достаточно быстро попал в госпиталь с сыпняком, долго болел. Друзья писали ему письма в госпиталь. Друзья, которые не вернулись с войны. Один пишет: "Я умираю от гангрены. Осталось уже очень недолго , так что вряд ли я смогу помочь тебе в том, что мы задумали…". Другой: "Мне заступать на пост, и я не знаю, вернусь я или нет…". Третий: "Я уже знаю о смерти двоих наших. Скоро наступление, в котором я, скорее всего, погибну. А ты точно выживешь и вернешься. Поэтому ты должен сделать то, что задумывали мы все. Скажи им то, что собирались сказать все мы". Тогда, в госпитале, Толкин куприл себе синюю тетрадку, написал на ней "Книга утраченных сказаний" и начал записывать свои первые легенды и диалоги. Вернувшись с войны, он продолжил эти занятия и около двадцати лет конструировал английскую мифологию. Именно в это время он, кстати, активно контактировал с К. С. Льюисом, будущим автором "Хроник Нарнии", который, в отличие от Толкина- филолога, преподавал в колледже , в котором готовили священников. Отметим, что хотя старший сын Толкина тоже принял сан, сам он занимался филологией и не думал о духовной карьере, равно как и , в отличие от Льюиса, не пытался писать намеренно назидательные произведения, проповедуя в форме сказок христианские идеи и ценности. Единственной явной аллегорией, написанной Профессором, была волшебная сказка "Кузнец из Большого Вуттона" [2], не имеющая отношения к Средиземью. "Книга утраченных сказаний" представляла из себя развернутую историю о том, как некий человек по имени Оттор Вэльфре, впоследствии отец Генгиста и Горзы, во время своих плаваний натолкнулся на отдаленный остров, на котором в Доме Потерянных Игр обитал последний эльф - хранитель традиции, который и передал Оттору Вэльфре "Книгу утраченных сказаний" - древнее знание о предыстории Земли, заодно дав ему эльфийское имя Эриол, что буквально означает "Грезящий в одиночку". Очень интересно анализировать "Книгу утраченных сказаний", отслеживая то, что и как Толкин пытался менять. Например, Саурона поначалу не было. Вместо него был другой герой, который повелевал гигантскими черными кошками, а не серыми волками (отсюда - образ собаки у Лютиэнь). Был бог войны, а чертоги Мандоса являли собой аналог Валгаллы, в которой великие воины ожидали конца света или, вернее, последней битвы, в ходе которой Мелькор снова вернулся бы в этот мир, был бы окончательно повергнкт, три сильмарилла заняли бы место в короне, и Земля стала бы такой, какой она была до происков Темного Властелина - иными словами, немножко от Рагнарек, немножко от Апокалипсиса. Лучше всего получались куски про любовь Берена и Лютиэнь или история Турина, во многом повторяющая историю Куллерво. При этом Толкин, в общем, знал, что рукопись вряд ли будет опубликована, и писал, в основном, в стол, все-таки надеясь на лучшие времена. В 1937 г. Родился "Хоббит". В принципе, родился именно как детская сказка, без мистики и философских потуг. Он был напечатан и принес успех. На волне этого успеха Толкин пытался предложить издателю "Книгу утраченных сказаний", но ЭТО мягко отклонили, порекомендовав написать что-нибудь попроще. Так началась работа над "Властелином колец". Если мы внимательно перечитаем "Хоббита", мы увидим там очень мало какой бы то ни было эпики. Но в работе над его продолжением, или, вернее, расширением этого сотворенного мира, Профессор, естественно, использовал в качестве фона, или фундамента, свои многолетние разработки из "Книги утраченных сказаний". Таким образом, вышло, что хотя "Властелин" совсем не задумывался как мост между "Хоббитом" и "Книгой утраченных сказаний", на самом деле он им стал, а Средиземье трансформировалась из "мифологического прамира Англии" в то, что сам Толкин часто называл "вторичным миром". "Властелин" писался долго, и многое в этом романе становится понятнее, если мы вспомним, когда он писался. Великое противостояние Добра и Зла рождалось во время Второй мировой войны. Конечно, Толкин продолжал воздерживаться от прямых аллегорий, однако, к примеру, в "Белокаменном Гондоре" и именах его защитников, которые, как казалось Толкину, звучали несколько по-славянски, угадывается пропущенный через сознание писателя отголосок Сталинградской битвы. Сам Толкин по возрасту уже не был военнообязанным и хоть до смерти боялся техники (особенно авиации), принимал активное участие в противовоздушной обороне, а также очень старался поддерживать частыми и длинными письмами своего сына Кристофера, который в это время служил военным летчиком в ЮАР. С каждым письмом он слал сыну новые главы "Влвстелина", сопровождая их своими комментариями. Кстати, комментарии эти часто были такими: "Вот что натворил мой герой. Я даже от него не ожидал". Сюжет разворачивался достаточно свободно. Новые идеи сплетались со старыми, образуя полнокровную сюжетную ткань, делая сотворяемый мир все более ощутимым. Для англичанина все толкинские описания очень живы и узнаваемы. Не меньше, чем детали "Записок Пиквикского клуба". Он сочинял про Англию и для Англии. Бэг Энд, например, - это название имения его тетушки, а хоббиты - носители старой, доброй английской патриархальной традиции. Прослеживается влияние английского климата, где с запада теплый Гольфстрим, а с востока холодные ветры. Видны непонимание "таинственного Востока" и страх перед ним. Орки вооружены восточным оружием, а при попытке нарисовать цитадель Тьмы, из-под пера Профессора вышло нечто, напоминающее не то замок в Осаке, не то резиденцию далай-ламы в Лхасе. Издание "Властелина" было сопряжено с определенными трудностями. Дело в том, что поначалу профессор пытался поставить жесткие условия: книга выходит только вместе с большим блоком материалов по истории Первой эпохи Средиземья. Эти выборки из "Книги утраченных сказаний" получили название "Сильмариллион". Однако, из этого ничего не вышло, и "Сильмариллион" увидел свет лишь пять лет спустя после смерти автора. Издан он был именно в том виде, в котором был подготовлен Толкином в качестве условного приложения к "Властелину колец". Даже беглый анализ этого текста позволяет заметить, что составляющие его легенды написаны как бы в разном темпе, словно собраны из разных источников или рассказаны разными сказителями на разном художественном уровне. Например, Толкину очень долго не давалась окончательная версия мифов о сотворении мира. Как он ни старался, стройная картина не получалась, и нестыковки в ней не давали ему покоя до самой смерти. После смерти отца его дело продолжил Кристофер. Еще до войны он помогал отцу в создании мира. Например, рисовал карты. После "Сильмариллиона" он издал "Неоконченные сказания Нумерора и Средиземья". Куда вошли наиболее полные и развернутые отрывки из отцовского наследия, не включенные им в состав пятикнижия. Затем вышли из печати два тома "Книги утраченных сказаний" в ее первоначальном варианте - то, с чего начиналось "средиземское мифосотворение", то есть те самые первые попытки Толкина создать английский мифологический эпос. Следом пошли новые тома, составившие в результате двенадцатитомный труд "Истории Средиземья", в котором "Книга утраченных сказаний" заняла первые два тома. Завершил Кристофер эту работу всего несколько лет назад. "Историю Средиземья" не стоит рассматривать как учебник по истории Средиземья, или как собрание "неканонических версий". Книги содержат разбитые по хронологии романа , а также по времени создания, отрывки из рукописей отца с развернутыми комментариями сына. В отдельных случаях описание одного и того же события насчитывает до пятидесяти вариантов. Это собрание черновиков - рабочая кухня автора. Изучая их, можно понять, в каком направлении развивался его творческий процесс, но "Священным писанием" оно не является ни в коем случае. В конце этой работы Кристофер пережил период депрессии, и причиной ее был не только "синдром достижения", но и то, что он, как и отец, убедился в том, что мир не доделан до конца, а различные легенды, уже ставшие каноническими, противоречат друг другу. В сюжетной паутине и структуре мира остались прорехи, к судьбе которых мы еще вернемся. Несмотря на эти огрехи в его творчестве, влияние Толкина на мировую культуру достаточно ощутимо. Американские студенты в 60-е годы выходили на свои демонстрации с лозунгами "Гэндальфа в президенты!", или "Уходим в Средиземье!", видя в его творчестве большой заряд активной позиции и веры в себя, в самореализацию простого человека. Ведь в эпической битве судьбу мира решает не легендарный герой, а маленький хоббит. Будучи совсем не героем, именно он преодолевает самое страшное из искушений. Для мрогих увлечение Толкином стало своего рода катализатором раскрытия личности, окном во "вторичный мир" собственной духовной свободы - в этом, например, причина широкой популярности Толкина среди хиппи, усмотревших в его эльфах и хоббитах нечто, до крайности похожее на них. Толкин во многом стал одним из основателей жанра героической фэнтези. Отнюдь не единственным и не самым первым. К их числу относятся и Р. Говард ("Конан"), и Д. Эддисон ("Змей Уроборос"), и многие другие. Но Толкин, пожалуй, очень высоко поднял планку "проникновения в мир". С моей точки зрения, это - очень важное понятие, отражающее то, насколько детально автор разработал структуру сотворенного им мира, насколько естественно, реалистично и гармонично выглядит этот мир. Поясню, о чем идет речь. В свое время я натолкнулся на очень забавный фантастический рассказ, в котором герои попали на планету, населенную персонажами различных произведений фантастики. Там были монстры, идеально подходящие для того, чтобы пугать героев, но страшно мучающиеся от невозможности закрыть пасть из-за своих огромных зубов; дикое племя, которое умело только одно - похищать белокурых профессорских дочек и разговаривать на тарабарском языке, поскольку автор поленился придуматть для них что-нибудь получше; горизонт, уставленный многочисленными звездолетами, которые не могли подняться в воздух из-за незнания их авторами элементарных законов физики. Еще там была долина, которая внезапно обрывалась, потому что на этом месте проходила граница разработанной автором карты. А Средиземье - это как планета. Со своей биографией, географией, историей, культурой. И понятно, что попавшее на страницы книг - это только часть того, что знает об этом мире автор. Эта ощутимость, зримость и достоверность создают впечатление того, что писатель знает каждую тропку созданного им мира, его прошлое и будущее, истоки упомянутых легенд и все подробности тех битв, о которых в книгах упоминается лишь вскользь. Более того, если мы посмотрим на многие книги, написанные в жанре фэнтези или инстипированные ими и посвященные миру меча и колдовства системы ролевых игр, то мы увидим, что в изобилии встречающиеся в этих мирах, принадлежащих перу иных авторов, эльфы, гномы или орки, являют собой не столько существ, почерпнутых из скандинавской или кельтской мифологической традиции, сколько видоизмененную толкинскую версию этих рас. В изобилии населиои миры фэнтези и созданные Профессором хоббиты. Конечно. Сейчас среди миров фэнтези есть достаточно много гораздо более детально прописанных, чем Средиземье. Это относится в особенности к плодам коллективного творчества групп авторов - разработчиков миров для ролевых игр. Но Толкин - это то, с чего все начиналось. И без Средиземья Кринн, Затерянные миры, или Мир Молота не возникли бы вообще. На фоне современных детективов многие рассказы о Шерлоке Холмсе тоже кажутся простыми и даже наивными. Но самое могучее дерево тоже когда-то было побегом. А теперь о том, какие всходы дали семена этого дерева, упавшие на российскую почву. "Хоббит" впервые вышел в русском переводе Н. Рахмановой в 1976 г. Он выглядел как очень красивая и необычная детская сказка, с которой многие начали свое знакомство с творчеством Профессора, в том числе и я. Как раз в это время научная фантастика, наконец, стала считаться в нашей стране серьезным жанром, начали появляться клубы любителей фантастики, и их члены очень скоро обнаружили, что "Хоббит" имеет продолжение. Следует также отметить, что к таким клубам (как и к туризму или авторской песне) тяготели люди неформального склада, достаточно часто по мироощущению близкие к хиппи. Существует даже легенда о том, что первый экземпляр "Властелина колец" привез в Россию Борис Гребенщиков , который даже сделал его перевод. Соответствует ли это действительности, я не знаю, но среди "олдовых хипов" советского периода толкин был достаточно хорошо известен, и первыми "играть в Профессора", принимая имена его героев, пытались именно они. И было это задолго до того, как толкинизм охватил широкие массы. Хотя первая версия первой книги "Властелина" - "Хранители" вышла в 1982 г., приблизительно до 1989 г. Творчество Толкина во многом рассматривалось просто как один из образцов жанра фэнтези. Те, кто им заинтересовался, продолжение "Хранителей" читали уже по-английски. Книги эти здесь были редкостью и достать их было трудно. Поэтому в 80-х Толкин у нас был известен, в основном, среди гуманитарной интеллигенции. И если проводить попытку периодизации толкинизма в СССР и России, это время можно назвать нулевым этапом. Первый этап - это конец 80-х - начало 90-х, когда, с одной стороны, перестройка и последующий распад СССР создали условия для развития неформального мышления и неформальных движений, а с другой - на рынке появилось достаточно большое количество переводов Толкина, выплеснувших его творчество в молодежную среду. Здесь мы, пожалуй, прервемся и поговорим о том, кто, как и когда переводил Профессора на русский язык. Ведь любой переводчик, сознательно или бессознательно, привносит свое в творческий процесс, и краски переводимого произведения уже начинают играть несколько по-другому. Тем более, что Толкин - это такой автор, который не оставляет равнодушным и в котором хочется это свое прочесть. Он - как большое панорамное зеркало, заглянув в которое, увидишь свое. За вычетом легендарного перевода БГ, первым переводчиком "Властелина" был уралец С. Кошелев, умерший четыре или пять лет назад. Известно, что он даже защитил диссертацию по творчеству Профессора, но из его наследия в переводе Кошелева был издан лишь "Лист работы Мелкина", вышедший в 1991 г. в сборнике "Дерево и лист". В 1982 г. сначала в сокращенном виде в "Детгизе", а затем - в более подробном - в издательстве "Радуга" увидел свет первый том "Властелина колец" в переводе В. Муравьева и А. Кистяковского. Во многом усилиями Кистяковского, который был сильнейшим в этой паре, книга воспринималась как красивый рыцарский роман, однако в конце 80-х годов Кистяковский умер, и поэтому второй и третий тома, доведенные до издания уже только Муравьевым, вышли заметно позже и были заметно слабее. В августе 1989 г. А.И. Алехин начитал на кассету свой перевод второй и третьей книг "Властелина", сделанный с польского издания. Примерно в то же вренмя в издательство "Северо-Запад" попал перевод Н. Григорьевой, хотя на свет он появился в 1991 г., практически одновременно с переводом третьтего тома В. Муравьева и вышедшим в Хабаровске переводом В.А. Мaториной, который автор этой статьи считает наиболее близко отражающим дух оригинала. К несчастью, наиболее популярным оказался перевод Н. Григорьевой при участии В. Грушевского, широко известный под названием "кирпич". Дело в том, что вначале Н. Григорьева рассматривала "Властелина" как сказку для детей, к тому же постигая английский в процессе работы над переводом. Поэтому у нее получился, собственно говоря, не столько перевод, сколько пересказ, преломленный через мировоззрение фанатичной "православной друидессы" и поклонницы Даниила Андреева, и вычищенны рукой В. Грушевского, который английский тоже в совершенстве не знал, но принадлежал к старой школе редакторов, "хорошо знающих, что нужно читателю". Именно поэтому он заставил орков выражаться языком вертухаев из сталинских лагерей, стремясь сделать картину борьбы добра со злом более яркой и заодно привязав ее к нашим реалиям. И если Толкин описывал средневековье, где у темных сил руки в крови по локоть, но и у светлых они в ней, минимум, по запястье, то госпожа Григорьева, в конце концов, отождествившая себя с Галадриэлью, старательно затушевывала в своем переводе "недостойные" акты со стороны светлых сил, порой доходя до прямого извращения текста. На мой взгляд, многие особенности толкинизма у нас есть следствие того, что наиболее активно наша молодежь знакомилась с Толкином в интерпретации Н. Григорьевой, ибо именно "кирпич" выдержал наибольшее число переизданий. Кстати, в последнем из них иллюстрации вообще были стилизованы под англо-саксонские иконы. Благодаря ей Толкин стал восприниматься как автор своего рода Священного Писания, а некоторые моменты развития толкинизма в России стали напоминать рождение новой религии. Из других переводов отметим "Повесть о кольце" - сильно сокращенный и наиболее извращенный в сторону детской сказки, приписываемый З. Бобырь (переводчица, известная еще своими переводами А.Азимова в 70-е годы). Есть вышедший в Питере перевод М. Каменкович и В. Карика, очень близкий по стилистике к переводу В. Моториной и снабженный большим количеством детальных и точных комментариев. Из неизданного наиболее известен гуляющий по Украине в самиздате перевод харьковчанки А. Немировой. Что касается перевода "Сильмариллиона", то известны два его основных варианта. Один выполнен Н. Григорьевой в том же ключе, в котором ею сделан перевод "Властелина". Другой принадлежит Н. Чертковой (под псевдонимом Гиль Эстель, что в переводе с эльфийского означает "Звезда надежды"). Невзирая на некоторую "сырость" русского текста, он все-таки ближе к оригиналу. Правда, слово "надежда" в английском относится скорее к мужскому роду. Итак, появление Толкина в России массовыми тиражами совпало с наступлением "смутного времени" в идеологии. И в поисках новых идей и идеалов взамен утраченных многие обратились к творчеству Профессора. Тем более, что гуманитарная интеллигенция, среди которой Толкин получил распространение еще до того, из-за своих диссидентских настроений привыкла видеть намек на Советский Союз в любой "Империи Зла". Подобным образом воспринимались даже "Звездные войны" Дж. Лукаса. Не без участия Н. Григорьевой, Толкин во многом рассматривался вкупе с "Розой мира" Даниила Андреева - и с этого времени появляется "гипотеза", что Толкин тоже был визионером, то есть не создал "из головы" то, что так детально разработал и описал, а сумел увидеть и описать некий реально существующий параллельный мир. Поскольку большинство поклонников Толкина на этом этапе очень помолодело и, в силу своей недостаточной образованности, плохо владело (или вовсе не владело) английским языком, не говоря уже о знакомстве с культурологией Северо-Запада Европы, среди толкинистов произошло разделение на тех, кто воспринимал Средиземье как миф, пытаясь изучать его с историко-философской точки зрения, и тех, кто воспринимал Средиземье как "дивный новый мир". Последние достаточно быстро получили прозвище "толкинутых". Мир Толкина был очень притягателен и в него очень хотелось поиграть. Одно дело - читать, а другое - почувствовать себя героем в столь детально разработанном мире.И в 1990 г. под Красноярском состоялись первые Хоббитские Игры (ХИ-90), на которых около сотни поклонников Профессора пытались разыграть действо на местности. Игра очень понравилась, и ее решили проводить ежегодно. Так сошлись толкинизм и ролевые игры. Здесь мы опять сделаем маленькое отступление. В годы перестройки под эгидой комсомольско-молодежных организаций начали возникать различные "центры ролевого моделирования", занимающиеся организацией и проведением ролевых игр. Как правило, такие центры выполняли заказы школ, а разрабатываемые ими ролевые игры были посвящены разыгрыванию различных социально-экономических или политических моделей европейского средневековья. Некоторые такие центры, например, проводивший ХИ-91 клуб "Город Мастеров", в несколько измененном виде продолжают существовать и поныне. Некоторые военно-исторические клубы также иногда устраивали подобные действа, разыгрывая на пленере костюмированные сражения. Но взаимодействие с толкинистами внесло в деятельность таких клубов большую новую струю, превратив ролевые игры в гораздо более массовое явление. Не скажу,что процесс взаимодействия проходил гладко. Ролевики считали толкинистов излишне зашоренными, толкинисты активно проттвились внедрению в Средиземье "ингриг" и "экономики", естественных, по мнению ролевиков, на любой игре, вне зависимости от ее темы. Тем не менее, 1989-1991 годы можно назвать первым этапом толкинизма в России. Именно в этот период начало свою деятельность в этой области большинство "старых зубров". Второй этап, длившийся примерно по 1993 г., характеризуется окончательным отделением толкинистов от клубов научной фантастики. На территории СНГ появляется все большее и большее число толкинистских/ролевых клубов, каждый из которых, как правило, представляет собой команду, готовящуюся к участию в грядущих ХИ. Основными центрами становятся Москва, Красноярск, Новосибирск, Екатеринбург, Томск, Владивосток, Санкт-Петербург, Хабаровск, Казань, Йошкар-Ола, Харьков, Ульяновск, Уфа, Котлас, Иваново. В одних городах эти команды отпочковались от клубов любителей фантастики, в других были воено-исторические клубы, увидевшие возможность прикладного применения на играх своих знаний (каюсь, я тоже неоднократно использовал игры как полигон для отработки экспериментальной части своей диссертации по военной истории). Где-то это были клубы ролевых игр, где-то просто компания неформалов. Каждая из этих команд достаточно быстро приобрела свои особенности и определенный имидж. С этого же времени начинает активно развиваться "толкинистский фольклор": стихи, баллады, скетчи, песни, посвященные каким-то моментам из произведений Профессора или событиям, имевшим место на той или иной игре, где, понятное дело, события далеко не всегда воспроизводили в точности написанное в его книгах. Игра проводилось все больше и больше - в разных местах и отнюдь не один раз в год. Начали проводиться театрализованные праздники - конференции (КОНЫ - от термина "конвенция"), наиболее известными из которых стали Казанский, Ивановский, Котласский и Томский. Появились самиздатовские журналы, хотя мало какой из них дожил до пятого номера. В 1992 г. в Нескучном саду в Москве возникла большая постоянная тусовка, известная под названием "Эгладор". Сначала это была "тренировочная база" одной команды с таким названием а потом туда стала стекаться толкинистская молодежь любой ориентации. Именно этому "эльфятнику" (или "эльфовнику"), что стало второй кличкой этого места тусовки, посвящено большинство материалов, появившихся в прессе и на телевидении. С другой стороны, 1992-1994 годы , пожалуй, стали периодом, когда "толкинутые" начали активно преобладать над толкинистами- исследователями. Последняя конференция прошла на ХИ в 1993 г. и уже была скорее посвящена вопросам "альтернативной истории Средиземья" (правда, с точки зрения научного исторического метода). Однако, затем игры проводились уже только как собственно игры, а тематика КОНов вертелась, в основном, вокруг ролевого движения, а не анализа творчества профессора. Изменился и внешний вид и характер толкинистской тусовки. Люди в плащах и с гитарами появлялись на ней и раньше, но именно с этого времени ее атрибутом стали люди с деревянными мечами, пытающиеся активно размахивать ими, принимая свои действия за фехтование. Во многом в связи с этим место сбора толкинистов окончательно переместилось из-под крыши физфака МГУ или РГГУ в Нескучный сад. Во-первых, там было значительно удобнее заниматься "дрыномашеством", а во-вторых, институтские власти, естественно, соответствующим образом отреагировали на изменение внешнего вида и поведения собирающейся в аудиториях молодежи. К примеру, с физфака МГУ толкинистов выгнали после того, как пожилой профессор, попросивший их вести себя тише и не мешать проходящим лекциям, получил в ответ: "Как смеешь ты, смертный, так разговаривать с высокорожденным эльфом?". Увлечение миром Толкина и заметная вооруженному глазу его незавершенность вызвали к жизни попытки достроить или продолжить его повествование (о пародиях, которые тоже были, речь не идет). Конечно, большинство таких "продолжений" представляло собой или попытку смешать творчество Толкина с другими фэнтези - например, с "Заповедником гоблинов" или "Звездными войнами", или изобразить "Похождения Васи при дворе короля Арагорна", где герой в худших традициях американского боевика спасал принцесс, пугал монмтров электрическим фонариком, расстреливал назгулов из пулемета или строил гидроэлектростанцию на реке Андуин. Это мы тоже в расчет не берем. Поговорим о двух наиболее известных серьезных попытках "достроить" мир Толкина , дописать историю Средиземья. Сначала вышло "Кольцо тьмы" Н. Перумова (кстати, в том же издательстве "Северо-Запад", что и перевод Н. Григорьевой). Получился красивый, "забойный" боевик, сам по себе являющийся неплохим произведением в жанре фэнтези но имеющим очень малое отношение к Средиземью. Хотя некоторые события этого романа-эпопеи действительно могли произойти в Четвертую Эпоху Средиземья, непонимание автором Толкина проявилось не столько в образе гнома со шпагой и дагой или "тонкого, гибкого хоббита", закованного в мефрил по самые гланды и стреляющего из лука с меткостью и скоростью пулемета сколько в том, что в мире, созданном истовым католиком, не может быть Великой Лестницы Равновесия или Золотого Дракона о четырех зрачках в каждом глазу, являющегося абсолютно нейтральным существом. В той очень жесткой модели мира с четким и безапеляционным разделением на Свет и Тьму, который создал Толкин, таким вещам просто неоткуда возникнуть. Перумова также упрекали в плохом знании военной истории, стратегии и тактики (короткие толстые мечи для пробивания кольчуги; фаланга, сутки отступающая сохраняя строй, и гномский "хирд", который просто не мог сложиться в условиях узких подземелий; пресловутые конные арбалетчики как массовый род войск), но в последующем творчестве от этих недостатоков он, правда, избавился, в чем ему сослужил службу и мой двухтомник по истории холодного оружия. Выход "Кольца тьмы" был воспринят "правоверными толкинистами", особенно воспитанными на переводах Н. Григорьевой, как "ересь и очернительство", поскольку в романе автор достаточно жестко отозвался о Светлых, вспомнив из их деяний то что Н. Григорьева в своем переводе опустила. Темные уже не выглядели такими злыми и страшными, и проблема перетекала в иное русло. Работа Н. Васильевой (Ниенны) при участии Н. Некрасовой (Иллет) вообще называется "Черная книга Арды". Это своего рода попытка написать альтернативную историю Средиземья от лица тех сил, которые, в трактовке Профессора, представлялись однозначно злобными и черными. В конце концов, и светлые у него были не без греха, а если рассматривать пятикнижие как "летопись" или историографический источник, то он действительно выглядит как "заказной текст", писаный во славу ныне царствующего рода и в оправдание действий его славных предков. Поэтому некоторые факты оказались подтасованными, некоторые были опущены. Короче, то, что обычно делается в подобных летописях. Но, как бывает часто в произведениях хорошего мастера, текст обретает как бы несколько пластов содержания, и какие-то образы или мотивации могут быть восприняты читателем совсем по-иному, в том числе и вовсе не так, как это виделось автору. Так, например, в конце своей жизни М. Горький пытался написать пьесу под названием "По пути на дно", стараясь рассказать в ней предысторию героев "Дна", чтобы их стали воспринимать именно так, как он задумывал. Здесь мы сталкиваемся с чем-то подобным. При анализе работы Ниенны стоит учитывать и то, что она окончила институт иностранных языков, написав на английском языке диплом по филологии Толкина, ее достаточно сложную судьбу и особенности характера. "Черная книга Арды" охватывает события от начала Первой эпохи до конца Четвертой (издан пока только первый том из четырех), и писать свою эпопею она стала, пожалуй, раньше, чем Перумов. Местами ее утверждения действительно основываются на черновых вариантах Профессора или допустимом ином толковании описанных у него событий (Ниенна, безусловно, относится к "старой гвардии", прочитавшей всего Толкина, включая работы Кристофера, в оригинале), а местами - на событиях какого-то иного мира, имеющего к Средиземью достаточно косвенное отношение - примерно такое, какое имеет Средиземье Третьей эпохи к Средиземью Первой. Сторонники визионерской концепции старались доказать, что Ниенна увидела вообще не Средиземье, а какой-то иной мир, который она приняла за толкинский. Как бы там ни было, российские толкинисты получили свой Апокриф, а желающие поиграть в Темных - соответствующую идеологическую базу. Понятно, что только в нашей "дехристианский" стране такое могло возникнуть, и "правоверные" толкинисты воспринимают Ниенну как своего рода сатанистку. На мой взгляд, и у Ниенны, и у Перумова идет та же самая борьба сил Добра и Зла, Света и Тьмы. Только Светлые называют себя Темными, а Темные, в силу определенной исторической традиции, считаются в этом мире Светлыми. Вполне нормальное восприятие для нашей страны с ее "непредсказуемым прошлым". В это же время толкинизм начал "болеть", и имя этой болезни - "дивность". То ли дело было в том, что увлечение Толкином наложилось на бум молодежного интереса к эзотерике; то ли в движении оказалось слишком много хиппующих неформалов, вместо проповеди любви и свободы взявшихся за деревянные мечи; то ли ищущие в Толкине убежища от реалий окружающего мира стали настолько заигрываться, что грань между игрой и реальностью у них стала стираться; то ли тому виной стала "мода на Толкина", помноженная на инфантилизм новой волны толкинистов, увидевших в книгах Профессора нечто вроде новой религии и ушедших в нее так же, как некоторые уходили в Белое братство. Все это привело к определенному "крышепаду": появилось несметное количество Гэндальфов, Арагорнов, Фродо и Леголасов обоих полов, причем отождествление себя с легендарным героем могло дойти до того, что у вообразившей себя эльфийским богатырем двадцатилетней девушки нарушился менструальный цикл; пошли попытки всерьез изучать "эльфийскую магию", вызывая дух Гил-Гэлада на спиритическом сеансе через пентаграмму, замешивая все это на известной им эзотерике (преимущественно, Папюса); появились сатанисты и мелькоропоклонники, пытающиеся петь задом наперед "А Элберт Гилтониэль". Одна такая группа доигралась до того, что приняла бродячую собаку, забежавшую на игровой полигон, за вервольфа, которого на них собиралась напустить , в натуре предавшаяся Тьме команда противника. Другие на полном серьезе пытались доказать мне, что только благодаря победе светлых сил на ХИ-91 Россия была спасена от августовского путча, ибо восемь членов ГКЧП были астральными двойниками оставшихся в живых назгулов. Погибшего Виктора Цоя они при этом объявили астральным двойником Боромира. Третьи, абсолютно серьезно считая Толкина визионером, пытались провести "мистическую игру" с "настоящей магией" для исправления ситуации в Средиземье, связанном с нашим миром мистическими узами. Иными словами, "великих воинов", умеющих грозно махать мечеобразными деревянными конструкциями (более напоминающими могильные кресты, сляпанные кладбищенским ханыгой), адептов "высшей магии" пятнадцати лет от роду и безголосых бардов, на полном серьезе считавших себя эльфами, запертыми в человеческом теле, и декламирующих непонятно что на тарабарском (извините, "древневерхнегномском") языке, развелось более чем достаточно. Среди ушедших в Толктна с головой оказалось слишком много людей с нездоровой психикой или просто ищущих своего рода наркотического забытья в придуманном ими мире. Не умея, а главное - не желая, приспособиться к миру, они нашли систему, в которой их недостатки тусовка считает достоинствами. Психованность и истеричность рассматриваются как признак высокой натуры или магического таланта. Намеренная аутированность и раскатывание в городском транспорте в синем плаще, доспехе из консервных банок и торчащими во все стороны деревянными мечами оцениваются как нонконформизм или глубокое постижение эльфийского духа. Правда, я не помню ситуации, когда кто-либо из "эльфийских богатырей", агрессивно размахивающих своими "мечами" в "стенке" Нескучного сада, действительно сумел бы эффективно использовать свою палку, вступившись за кого-то в по-настоящему критической ситуации. При этом у них даже не столько нет базы для понимания Профессора, сколько желания его понять, увидеть правду за кучей придуманных "глюков", тем более, что закрыть глаза и "поймать мистическое откровение" много проще, чем пойти в библиотеку и прочитать какую-то книжку, в том числе и по теме игры. Поэтому "дивные", с их полной неспособностью отличить виртуальный мир от мира настоящего, а также неумением и нежелагнием использовать свои накопления в одном мире для совершенствования в другом, при появлении на игровом полигоне часто оказывались просто социально опасными. Ведь добиваться своей цели на игре тонкими политическими, экономическими или дипломатическими методами "дивный эльф" не умеет, актерских способностей у него нет, а фехтовальное мастерство, как правило, оставляет желать лучшего. С другой стороны, голова его при этом забита "глюками", и ради победы на игре он готов идти на любые, в том числе "неигровые" подлости или кидаться на штурм вражеской крепости с настоящим топором в руках. Отметим, что когда на игре "идейные эльфы" (другое название "дивных") получали возможность сыграть своих прототипов, с которыми они себя всерьез отождествляли, большинство из них не вытягивало роль, срываясь, в конце концов, на истерику. "Дивных" не было много, но они были очень заметны и, безусловно, сформировали определенное негативное отношение к толкинизму вообще, в том числе и в средствах массовой информации, ибо активнее других шли на контакт с прессой, пытаясь "накачать" ее своими идеями. Понятно,что с "дивностью" пытались бороться самыми разными способами, но... В этой борьбе толкинизм подошел к новому витку своей истории. Этот новый этап, ориентировочно 1993-1994 гг., может быть условно охарактеризован так: толкинизм "расширился и обмелел". С одной стороны, резко возросло число членов движения, однако их интеллектуальный уровень снизился. К тому же, к концу данного этапа большая часть тех, кто стоял у истоков движения в начале 90-х годов, попросту повзрослела и начала отходить от активной деятельности, появляясь на тусовках и игровых полигонах гораздо реже. Большинство клубов вследствие их переполненности и амбиций молодых лидеров (а достойное второе поколение далеко не везде удалось воспитать, да и мало кто этим всерьез занимался) раскололось на несколько самостоятельных команд. Кроме того, в это время рынок уже окончательно насытился героической фэнтези всех видов и мастей, на фоне которой произведения Толкина несколько затерялись. С другой стороны, стали получать все большее распространение компьютерные и словесные ролевые игры, в особенности - испытавшие сильное влияние Толкина "Подземелья и драконы". Кроме того, несколько сошла мода на эзотерику, зато были изданы труды Перумова и Ниенны. Вследствие этого в головах нового поколения толкинистов образовалась некая путаница, и те же эльфы или гномы воспринимались уже как "среднестатистические", а не толкинские. К тому же, в сравнении с иными фантастическими мирами многим стало понятно, что романы Профессора - отнюдь не лучшая тема для обыгрывания на полевой игре. Во-первых, достаточно четко программируемый сюжет во многом сужал рамки свободного творчества во время игры, обеднял ее, в то время как попытки активно выходить за эти рамки приводили к тому, что игра "в Толкина" переставала быть таковой. Ведь когда игра заканчивается победой темных сил, это уже не в духе Толкина. Во-вторых, при всей проработанности Средиземья Толкин детально прописывал то, что имело отношение к основной сюжетной линии, и те же орки, к примеру, интересовали его исключительно, как большая орда злыдней, которых герои должны были всячески побеждать. Но на игре команды должны быть в более или менее равных условиях, и оркам на ней часто приходилось досочинять свою легенду и культуру, где отталкиваясь от творчества Ниенны, а где просто фантазируя. К тому же, экономическая и политическая структура мира была проработана у Толкина много хуже, чем в других мирах, что не позволяло реализовывать эти аспекты игры, а если это все-таки делалось, ХИ переставали быть толкинскими. В-третьих, повышенная "заидеологизированность" часто служила источником гораздо большего числа конфликтных ситуаций по сравнению с играми на другие темы. Предлагалось много вариантов решения этой проблемы. Например, разделить Хоббитские Игры как действо по Толкину с достаточно четко программируемым сюжетом и Хоббитские Игрища как стратегическую игру на базе описанного Толкином мира. Было даже предложение не делать ХИ ведущей игрой года, но успех ХИ-95 положил конец таким настроениям. С этого времени, если даже не раньше, ХИ являются главной игрой года скорее как дань традиции, а их мастера-организаторы стараются выбирать для обыгрывания на ХИ те страницы истории Средиземья, которые дают простор для импровизации. Например, период Ангмарских войн или некоторые события Второй эпохи. В конце концов, повторять один и тот же сюжет просто неинтересно. Эта тенденция продолжается и сейчас. С одной стороны, толкинисты, особенно в Нескучном саду и аналогичных ему других местах, окончательно превраптились в большую неформальную тусовку со всеми негативными чертами данного явления. Большинство новых представителей этого движения, для которого название "толкинизм" можно применять уже чисто условно, приближается по своему умственному развитию к американским тинэйджерам, испытывая на себе все прелести массовой культуры. Такой тип неформала можно встретить что в Нескучном саду, что на Арбате, только в Нескучном саду у него вместо роликовых коньков деревянный меч. Средства массовой информации описывают их наравне с панками, рэйверами или хиппи. Число людей, знающих Толкина не понаслышке, в их среде угрожающе мало. Большая часть бывших мэтров или занимается самолюбованием в маленьких элитарных тусовках, стремясь таким образом сохранить дух прошлых лет, или активно переключилась на другие виды деятельности. Так, например, достаточно большое количество современных клубов исторического фехтования родилось сначала как команды ролевых игр, которые затем перешли "с дерева на железо", начав всерьез заниматься восстановлением оружия, доспехов и фехтовальных техник Руси или европейского средневековья. Кто-то просто "ушел во взрослую жизнь", лишь иногда вспоминая старое и появляясь на играх часто уже в качестве спонсора. А вот ролевое движение стало более профессиональным. В ряде городов клубы ролевых игр уже действуют в тесном контакте с городской администрацией, которая местами даже спонсирует проведение игр или конференций. Такое наблюдается, например, в Саратове и в Казани. Стали появляться телепередачи и журналистские матиериалы, в которых ролевое движение пытаются непредвзято анализировать, рассматривая ролевые игры как такой же нормальный вариант молодежного досуга, как конкурсы самодеятельной песни, туристические слеты или клубы любителей фантастики прошлых лет. Можно сказать, что ролевое движение, как и клубы исторического фехтования, уже во многом отошло от толкинизма и зажило своей самостоятельной жизнью, так же, как в свое время толкинисты отпочковались от любителей научной фантастики. Конечно, в большинстве клубов ролевых игр первая организованная клубом игра так или иначе касалась Толкина. Частично именно этим объясняется то, что многие деятели ролевого движения, отнюдь не являясь "идейными эльфами", имеют "эльфийские клички" - просто участники игры обычно запоминают человека по его первой игровой роли. Сейчас ХИ - это скорее тест на способность организаторов провести большую игру, но в общем перечне тематики игр, которые проводятся в течение года в разных местах страны, толкинская тема минимальна. Причем, как правило, проходящие чисто по Толкину игры (по Перумову теперь тоже играют) являются, как правило, продолжением игр прошлых лет. Толкинизм - в коме. Но что в связи с этим хочется посоветовать тем, кто продолжает ощущать себя толкинистом или хочет им быть? Многие "извращения" Толкина на российской земле были связаны с тем, что его поклонникам просто не хватило базы для понимания этого феномена. Если вы действительно хотите изучать творчество Толкина, а не пополнить ряды "толкинутых", то: Учите английский! Читайте его в оригинале, ибо любой перевод вторичен, а вам надо черпать из чистого источника. Изучайте культуру Северо-Запада Европы, не подменяя ее "эльфийской". Так вы сможете воспринять то, на чем базировался Толкин, создавая свою эпопею, и, погружаясь в этот социально-культурный пласт, вы будете в состоянии почувствовать его изнутри, в чем-то как бы повторяя творческий путь писателя. Изучайте мифологию и культурологию вообще. Знание архетипов поможет вам понять строение романа с точки зрения "морфологии сказки". Создавая что-то свое, стремитесь понять, откуда оно берется, гармонично вписывая свои разработки в структуру толкинского мира. Мое эссе об эльфийском менталитете, конечно, не является таким уж образцом, но обратите внимание на методы анализа в нем [3]. Будьте креативны. Ролевые игры - как словесные, так и полевые - хорошее средство от "идейного эльфизма", а также идеальный способ проверить в "предполагаемых обстоятельствах" своего героя. Картина, написанная Толкином, продолжает разрастаться и после его смерти. Создавая себе героя или образец для подражания, старайтесь стремиться к тому, чтобы ваш опыт и ваши изыскания на этой почве помогали бы вам в самосовершенствовании в реальной жизни. Не ищите в Средиземье новую религию, которая даст вам утешение, или иной новый мир, куда можно сбежать от действительности. Став героем виртуального мира, будьте им и в мире реальном. Помните, совсем не обязательно отращивать длинные волосы и носить плащ, чтобы заниматься всем, описанным выше.
Примечания автора
1. С точки зрения правильной транскрипции английских имен, "Толкин" звучит точнее, чем "Толкиен" Вернуться к тексту
2. О том, как появилась эта сказка. Толкину дали на рецензию сборник волшебных сказок, но ни одна из них не показалась ему несущей действительно волшебный аромат. Где же волшебность? Где же чудо? И он решил сам написать действительно волшебную сказку. И не отошел от стола. Пока не закончил ее. А рецензию так и не написал. Вернуться к тексту
3. Оно опубликовано в самиздатовском журнале "Мое королевство", 2 за 1997 г.
Наверх
Marwy
ICQ: 222906603
